Разум и чувство - Карина Василь

Глава 10

Мистер Сворд наблюдал жизненные перипетии семьи Баттонов со стороны, как и весь свет. Его интересовали и забавляли события, случившиеся в этой семье за столь короткое время. Скучная лондонская жизнь не баловала новостями, а тут скандал за скандалом. Его любопытство вызывали сплетни вокруг этой семьи. Его азарт разжигали скандалы, сопровождавшие то одного Баттона, то другую. Недоумение вызывало поведение мисс Баттон. Привыкший к беспомощности, зачастую наигранной и показной, глупости женщин, любящих болтать ни о чём, тратить деньги, взвизгивать по пустякам и без повода падать в обморок, в Джулии Баттон он наблюдал совершенно иную разновидность женщины. Она была спокойна, деловита, возможно, умна и, что немаловажно, пользовалась уважением своего старшего брата и брата его жены. Мужчин, которых общество стало считать весьма здравомыслящими и серьёзными. Мистер Сворд свёл знакомство с Артуром, которому, однако, не стал близким другом по причине своего легкомысленного характера. А воспоминания о собственном недавнем легкомысленном поведении для Артура были ещё болезненны. Но он был вхож в дом молодого человека, изумляясь, как и все, резкой перемене его поведения. Он не стремился стать поверенным его тайн или задушевным другом. Его интриговали подробности жизни этого семейства. Узнать же их можно было, если только ты будешь считаться близким знакомым одного из членов этой семьи. С сеньорой Франческой они стали друзьями, любящими подтрунивать друг над другом. Их шуточные пикировки через какое-то время перестали заставлять хмуриться сеньора Джованни. Маленькая София стала со временем видеть в нём своего доброго дядюшку, хотя ей много раз объясняли, что это совершенно посторонний человек. А дядюшка – тот мужчина с чёрными глазами, неулыбчивым ртом и серьёзным лицом. Но в силу малого возраста маленькой девочке это было непонятно. И она радостно улыбалась, лопотала и тянула ручонки к весёлому молодому человеку, катавшему её на своей ноге и дарившему ей игрушки и конфеты. Глядя на него, сеньора Франческа и миссис Кавальо, часто навещавшая их и тоже ожидавшая пополнения семьи, не раз, оставшись вдвоём, строили планы женить молодого человека. Однако сам мистер Сворд не проявлял желания стать женатым. Он попросту о том не задумывался. Изредка путешествуя от четы Баттон к чете Кавальо, он был весьма счастлив своим положением приходящего друга семьи. Сэру Сворду такое положение дел не нравилось, как-никак, это был его единственный сын, который должен был дать наследника своему роду, принять на себя ответственность за честь семьи и поместья, поскольку сэр Сворд весьма здраво сознавал, что он не вечен. Но, памятуя, на что способен его сын, он выказывал своё недовольство весьма осторожно и ненавязчиво. А неудачливая попытка свести сына с мисс Баттон заставляла его часто кривиться, когда мистер Сворд рассказывал о том, как он проводил время у молодого мистера Артура и его семьи. Отдавая должное исправившемуся повесе, он не хотел видеть ничего хорошего в старшей сестре, девушке, по его мнению, слишком заносчивой, прямолинейной, гордой и самоуверенной – качества, которые можно простить мужчине, но которые не прощаются женщинам. То, что один из представителей плебейской, по его мнению, семьи женился на аристократке, хоть и итальянских кровей, несколько примиряло его со всем семейством. Хотя итальянская аристократия в его глазах значила немногим больше, чем все предки сэра Баттона вместе взятые, были ли они на короткой ноге с королями или нет. Однако титул есть титул. И осознание этого заставляло сэра Сворда быть хоть и не на равной ноге со взбалмошным семейством, но хотя бы отчасти примиряло его с ним. Мистер Сворд вообще не обращал внимания на наличие титулов или королевских особ в генеалогическом древе своих новых знакомых.

Нанося визиты, он неизменно слышал упоминания о мисс Баттон. Причём её брат глубоко уважал её, его жена слегка её опасалась, хоть и хотела подружиться с ней всей душой. Миссис Кавальо настороженно относилась к занятой неженскими делами девушке, которая и не заговаривала о браке. А сеньор Джованни преклонялся перед её умом, энергией и знаниями. Обладая более практичным разумом, чем мистер Артур, он частенько помогал ей дельными советами, случалось, правил чертежи или беседовал с механиками, обнаружив у себя склонность к неаристократическим ремёслам. Женщины же не могли её понять. Их пугало её вдруг возникшее стремление к независимости. В то время как Элис Кавальо видела смысл своей жизни в рождении и воспитании детей, Франческа Баттон – в жертвенной любви к мужу и дочери, Джулия Баттон не считала это целью своей жизни. За свои двадцать четыре года она ни разу не получила предложений о замужестве, и не рассчитывала получить впредь. Она, конечно, хотела иметь семью и детей. И на её глаза не раз наворачивались слёзы, когда она навещала своего брата и его жену: маленькая София не утомляла её своей непоседливостью. Она вызывала в ней только тихую грусть. Но, поскольку женихи не выстраивались в очередь у её дверей, Джулия решила помогать своей семье тем, чем умела: если не выгодным замужеством, то самоотверженным трудом. А молодые женщины, обладавшие на редкость несхожим темпераментом, не сговариваясь, пришли к мысли, что неплохо было бы свести мистера Сворда и мисс Баттон – их взаимная непохожесть придала бы им обоим недостающие черты: мистеру Сворду – глубину суждений, а мисс Баттон – мягкость характера. На что Артур, заслышавший как-то очередной разговор дам на эту тему, не забыл напомнить, что в своё время его отец уже предпринял попытку познакомить ветреного аристократа и свою серьёзную сестру. Но они не произвели тогда друг на друга хорошего впечатления, расставшись со взаимным желанием никогда друг с другом не встречаться. А заносчивый сэр Сворд вообще не хотел о ней ничего слышать, видя в ней воплощение всех недостатков женщин, их глупости, занудства, недалёкости и желания совать свой нос туда, куда им не надо в силу недостатков своего ума.

– Дорогой, ваша сестра просто не умеет себя показать, – ответила на это его жена. – Она как жемчужина в раковине: чтобы понять её красоту, надо её раскрыть. Она не ваша младшая сестра, прошу меня простить, блеск которой виден всем, но за которым ничего нет. Чтобы Джулия понравилась, её надо заставить раскрыть свою душу.

– Сама она ни за что не допустит в свою душу никого, – сказал Артур. – Она очень холодна. Хотя доброта её безгранична, – добавил он, вспомнив вовремя присланный мисс Джулией чек на его собственную свадьбу. Чек, стоивший самой Джулии многих дней упрёков отца, рассерженного, что с ним не сочли нужным посоветоваться, и неудобств самой Джулии, которой надо было покрывать эти расходы из каких-то иных средств.

– Она не холодна, – поправила его жена. – А застенчива и скромна. И до смерти боится быть навязчивой, бестактной, доставить неудобство, ранить бесцеремонностью и нелепостью. Боится быть неловкой и смешной. Не хочет быть такой, как, простите меня снова, дорогой, но как члены вашей семьи. И от этого она одинока. Она очень ранима и трогательна. Как София, только старше.

Артур от души рассмеялся.

– Трогательна! Видели бы вы, сеньора, как она ставила на место клерка в конторе или подрядчика на стройке! Вы бы так не говорили!

– То, что она самостоятельная и сильная личность, в отличие от вашей младшей сестры, я не отрицаю. Но это не мешает ей быть ранимой и одинокой, – настаивала его жена.

И, вспыхивавшая как костёр Франческа, тихая и незаметная, как лесной родник Элис взяли в нежное кольцо монолитную и одинокую, как скала Джулию. Для завершения картины триумфеминату не хватало Милисент – капризной, легковесной и внезапной, как весенний ветерок. Но две замужние дамы решили не включать в свой кружок столь эгоистичное создание, которое своей глупостью и легкомыслием принесла бы только больше вреда, чем пользы. Они постоянно навещали Джулию. То, чтобы устроить незапланированный пикник, то, чтобы пройтись по магазинам и модным лавкам, то, чтобы выбраться посмотреть на выставки картин модных художников или зазвать на чай к своим знакомым. Джулия не была глупой и понимала причину этого. Она была неизменно благодарна и вежлива, но завоевать её дружбу или хотя бы поговорить по душам не удавалось. Нередко во время этих вылазок она встречала мистера Сворда, которого стала находить уже не столь поверхностным. Он оставил свою привычку таскать с собой зеркало и любоваться своим отражением в нём по поводу и без. Эскапада, стоившая его отцу в своё время постельного режима, повлияла на него, слегка изменив его манеры и привычки. Не став более глубокомысленным, он стал серьёзнее относиться к жизни. Хотя на его весёлом нраве это не слишком отразилось. Так же он сменил свои сюртуки кричащих расцветок и фасонов на вполне приличные костюмы, перестав шокировать почтенное общество своим выбором одежды. А, видя его общение с маленькой Софией, предупредительность по отношению к дамам, Джулия даже удивлялась, проникаясь к нему невольным расположением. Сам же Ричард, не отдавая себе отчёта, стал думать о ней всё больше, находя её внешность, особенно без очков, не столь противной и отталкивающей. Её верные суждения, ясность мысли, ум и отсутствие стремления завлечь его или приукрасить себя интриговали его. Он не привык к прямолинейности женских высказываний, что поначалу шокировало его, отсутствию суетной болтовни, едких сплетен и мишурности. Он наблюдал, правда, со стороны, как Джулия справлялась со всеми проблемами и хлопотами, выпавшими на её семью, без слова жалоб и просьб о помощи. Как и её брат, он начал её уважать, как сеньор Джованни, начинал видеть в ней равную, а не «всего лишь какую-то женщину» и как Франческа Баттон остерегался, не понимая её. Слишком суровую, холодную, непроницаемую и бесстрастную маску надела на себя девушка, чтобы молодой человек, не отдававший отчёта в своей симпатии и зарождавшихся чувствах, мог проникнуть сквозь неё. Слишком много на неё свалилось, чтобы она могла поддаваться своим чувствам, когда есть столько дел по поддержанию репутации и финансового обеспечения своей семьи. Обеспечения, которое могла поддержать только она одна. Хотя Джулия и начала изменять о мистере Сворде своё мнение, но ещё не настолько, чтобы сменить эту свою маску или вовсе снять её. Она боялась быть неловкой, боялась быть осмеянной, боялась быть обманутой. Её сердечко уговаривало её изменить поведение или хотя бы быть мягче. Но разум убеждал, что это делать рано, что слишком много вокруг примеров лицемерия, предательства и как следствие этого разочарования и боли. А боли в жизни Джулии было достаточно. Не хватало ещё терзаться из-за мнения окружающих.